Суасонская чаша

Во Франции она абсолютно хрестоматийна, а в советских учебниках ее нет. И сразу ясно, почему.

После удачного похода Хлодвиг и воины делили добычу. Предводителю, еще не обратившему Францию в христианство под влиянием супруги Клотильды, понравилась какая-то чаша, и он отложил ее для себя. Однако этот жест не понравился соратникам. «Ты получишь то, что тебе выпадет по жребию!» – сказал один и ударил по чаше мечом. Хлодвиг промолчал, но насупился.
Спустя время дружина готовилась к новому походу, и вождь проводил смотр. Остановившись перед тем самым солдатом, вождь сделал ему замечание, говоря, что обувь того не в порядке. Солдат наклонился поправить. Хлодвиг взмахнул мечом и разрубил ему голову, воскликнув: «Так ты поступил с чашей!»

[Прочитав об этом, Джугашвили нахмурился и приказал эпизод вычеркнуть, а историкам – забыть.]

Сидя у кровати дочери

с конфуцианской простотой,
с буддийским спокойствием,
с христианским состраданием,
с римской прямотой,
с греческой внимательностью,
с еврейской терпимостью
стоять над обрывом жизни и смотреть в долину человеческих занятий. А потом повернуться – и снег, снег, снег, белый, белый, белый, падает, падает, падает. Так было в сентябре 87-го на перевале Шплюген в Альпах. Юный мощный прозрачно-зеленоватый Рейн, упругий полноводный, несся по огромным валунам.

Сидя у кровати дочери в реанимации: приборы, их пиканье, звуки настороженности. Город Дрё, которым на западе кончается «остров Франции» (île de France) и начинается провинция Нормандия. Он известен семейной усыпальницей последнего короля, Луи-Филиппа. Надгробные скульптуры эпохи, некоторые в изваянных из мрамора сапогах. Вот откуда концепты Сокова и других (фарфоровый молоток, глиняный пулемет).

Ее неспособность объясниться, «рассказать о себе». Минимум, без которого медицина ничего не может. Она отдыхает, успокоилась, но время от времени приоткрывает глаза: стережет меня: не ушел ли. И снова смыкаются веки.

Утром, проснувшись в шесть, писал письмо директрисе приюта о необходимости госпитализировать ее для «клинического наблюдения». В 9 раздался ее звонок: ночью Мари госпитализирована в реанимацию. «Госпожа, сказал я, природа и Провидение поправляют нашу бездеятельность».

Ни возмущения, ни страдания; немое спокойствие. Равнодушие, – в пушкинском понимании слова, как невозмутимость. Время жить и время умирать. Жизнь настолько отстрогала и отшлифовала, что вхожу без скрипа и стука в уготованный ею (?) паз, гнездо, нишу. Бесшумный, как современный ящик стола. Как бы отодвигается «всё это»: вспотевшие лица стремящихся, насупленность добытчиков, возня, хлопоты, «социальное». Навстречу звездная тьма и Господь Бог.

Жаворонки

Нагнетание принадлежности к чему-либо: мой народ, догмат, идея. До крика, до крови. Ученые по-другому: «пока всё сходится». Пока. А завтра все может быть: «истина» отменится, усечется, на смену придет другая…
(на краю поля в Нормандии, положив велосипед в траву, и он в ней утонул. И жаворонки, Боже, жаворонки. И веет воздух чистейший, западный, с уже не далекого моря)

Его спасла орфография

«Вы очень талантливы, – писал он, влюбленный. – Voue êtes très talentueuse». При переносе длинного слова получилось talen-tueuse. Tueuse, убийца… эта случайность его озадачила, и стало как-то неприятно. Писать любимой женщине-убийце. Хотя тут и есть что-то такое, фатальное, что ли, но все-таки боязно. Не в прямом смысле «убийца», а в переносном, конечно, однако не по себе. Да кто же знает, может быть, и в прямом… Так как-то все и расстроилось, наверное, к лучшему. Жалко иногда, что так получилось, а потом подумаешь и успокаиваешься.