Сидя у кровати дочери

с конфуцианской простотой,
с буддийским спокойствием,
с христианским состраданием,
с римской прямотой,
с греческой внимательностью,
с еврейской терпимостью
стоять над обрывом жизни и смотреть в долину человеческих занятий. А потом повернуться – и снег, снег, снег, белый, белый, белый, падает, падает, падает. Так было в сентябре 87-го на перевале Шплюген в Альпах. Юный мощный прозрачно-зеленоватый Рейн, упругий полноводный, несся по огромным валунам.

Сидя у кровати дочери в реанимации: приборы, их пиканье, звуки настороженности. Город Дрё, которым на западе кончается «остров Франции» (île de France) и начинается провинция Нормандия. Он известен семейной усыпальницей последнего короля, Луи-Филиппа. Надгробные скульптуры эпохи, некоторые в изваянных из мрамора сапогах. Вот откуда концепты Сокова и других (фарфоровый молоток, глиняный пулемет).

Ее неспособность объясниться, «рассказать о себе». Минимум, без которого медицина ничего не может. Она отдыхает, успокоилась, но время от времени приоткрывает глаза: стережет меня: не ушел ли. И снова смыкаются веки.

Утром, проснувшись в шесть, писал письмо директрисе приюта о необходимости госпитализировать ее для «клинического наблюдения». В 9 раздался ее звонок: ночью Мари госпитализирована в реанимацию. «Госпожа, сказал я, природа и Провидение поправляют нашу бездеятельность».

Ни возмущения, ни страдания; немое спокойствие. Равнодушие, – в пушкинском понимании слова, как невозмутимость. Время жить и время умирать. Жизнь настолько отстрогала и отшлифовала, что вхожу без скрипа и стука в уготованный ею (?) паз, гнездо, нишу. Бесшумный, как современный ящик стола. Как бы отодвигается «всё это»: вспотевшие лица стремящихся, насупленность добытчиков, возня, хлопоты, «социальное». Навстречу звездная тьма и Господь Бог.