Предисловие как жанр

Чувствует писатель, что сказать герою его Комарову больше нечего, так он заставляет Селезнева присесть на скамейку, поговорить о погоде, а потом и о философии. Еще лучше, если вместо Селезнева будет Настя или Галя, спортсменка с вывихнутой рукой, или нет, скрипачка, выигравшая первый приз на конкурсе, а еще лучше – проигравшая и тем расстроенная, что позволит Селезневу быть уместным и кстати, начать ее утешать и постепенно знакомиться, открывая массу сюжетных возможностей и тем и перспектив, семейных ли или просто житейских. Тут можно о редкой скрипке поговорить и записать все подробно, вставить свои впечатления от игры Ростроповича, посетовать на исчезновение гиганта сего музыкального и вообще культурного мира, ибо, конечно, человек хрупок, и гибель ждет его на каждом углу и близится с каждым куском сыра, вкусным, может быть, но полным невидимым коварным холестерином, сужающим сосуды до того, что уже кровь не может нести кислород спасительный клеткам мозга головы, и не только героя какой-нибудь главы романа, например, о торговле тяжелой артиллерией в Африке (sic!), Комарова, героя повести нашего писателя, но и самого его, писателя бесхитростного рассказа о повести жизни героя Комарова (или Макина или уж самого утина).
Уф.
Но дело не в этом.
Если к писанию отнестись серьезно, то нужно описывать происходящее, не пасуя перед неудобством и длиннотами события, избегая пестрой выдумки ради увлекательности повествования, этой в общем-то змеи особой породы, заглатывающей читателя тем, что она заставляет себя проглатывать. И чем это проглатывание легче и глаже, тем лучше проглочен читатель, который – стоит напомнить – всегда человек со своей судьбой, часто взрослый, потративший драгоценное время на образование, умеющий – непременно – читать.
Вот тут-то и важно, чтоб он вынул своей кошелек и потратил бы часть средств на покупку повести о Комарове, ему, в сущности, не нужной, но уж так получилось, что ему хочется узнать, что было дальше с героем, в котором он начал себя узнавать, сочувствовать его неудачам на службе или, напротив, заинтересованный тем, как у Комарова пойдет дело со скрипачкою Настей: полюбит ли он ее крепко, так, что не пропустит ни одного концерта ее, или лишь слегка увлечется обнаженной выше локтя рукой, когда она смычком делает стаккато (ах, если бы пиццикато!), и кожа ее кажется блестящей, змеиной ? А между тем она чувствовала себя усталой после всех репетиций и тренировок, – она увлекалась плаванием, сохраняя фигуру и желая быть в форме, и часы ее плавания совпадали с другими пловцами, например, Бердье (а вовсе не Бердникова, как пытался инсинуировать известный в квартале журналист Schlakoff глаз не смыкавший над статьями о конских скачках на ипподроме Отей).
Так вот.
Отдав дань графомании, заплатив пошлину пошлости, то есть, другими словами, показав, что приемами китча он владеет не хуже Нуриева, если не лучше, хотя и в другой области, поскольку может над ними работать, нужно вернуться в откупленное пространство события в чистом виде, документального, так сказать, упавшего с неба кирпичика, и не на голову вовсе, а рядом, разбившись, остановившего на себе внимание: человек на мгновение замер и ждал (ждет?) продолжения. Мысли из его головы улетучились, ибо материал поступил в резкой, пугающей форме, и не в пережеванном виде кино или грошовой статейки, или трехгрошовой оперы, а наглядно и независимо ни от чего. Позволим себе параллель: читатель считается, например, с морозом на улице, одевается без пререканий в пальто или, лучше, в шубу, если она есть у него, или изверженье вулкана, или волна цунами, или вот еще тайфун, – он немеет, страшится, бормочет по телефону, на помощь зовет или по-человечески плачет. Опозданье на поезд такого не вызывает, если он поскользнется (на шкурке банана), то чертыхнется, и всё. Непреложность события от него ускользает. По недомыслию : да, я поскользнулся, думает, например, Комаров, потому что наступил на шкурку банана. Но ведь не наступил бы, если б поставил ногу на пять см левее или правее. Недомыслие тут в «если б», вы согласитесь, философы: оно ведь не отменило события происшедшего, вписанного навсегда в книгу событий мира. Нельзя вернуться в прошлое и переставить стопу. «Если бы» кажется туда, в прошлое, дверью. О, нет, господин Комаров, дверь эта нарисована на стене ! Не заблуждайтесь! Спаситесь молитвою! Вас протрезвят! И бесплатно!
Он не слышит, хоть и герой он писателя. Писатель старается ему помочь, но куда там…
Все вышеследовавшее сочтите доказательством.
Господа, спасемся молитвою.

Ночью

с мыслью о О.

Теперь узнали: кротостью твоей
мы были живы до сих пор.
И вот настали дни, когда удерживать тебя
приходится, как будто отрывают
иные силы – страшные – твой дух и тело.
А мы в оцепенении, не зная предприятья
уместного, чтоб там повременили.
Поскольку ночи тут нам кажутся желанней
веков прозрачных будущих.
Пусть Бог великий позволит нам войти
в великую гондолу одиночеств,
тебя сопровождая. О, неужели кротость
цены особенной не знает
в глазах позволившего взгромоздить
Себя на крест? И если восклицанье
песчинки
способно удивить Тебя, о Боже,
то вот: презрев порядок рангов,
я говорю: о, вспомни о Иóве,
о бедном сем, одном из миллионов!
Среди снегов обычных серых января
сестра, жена и дочь моя стенает.
И эхо стонов сих летит
в пределы Галлии успешной,
где счастлив Ты, согласно поговорке.
Позволь не продолжать,
чтоб мне не согрешить усмешкой,
хотя б и горькой.
О, раздави нас Милостью Твоей…

"Зеркало" №34/2009 "Фрагментарий": новые отрывки

чтобы увеличить страничку, нажмите на нее курсором

* * *

Не вставать, не бежать и не ехать,
Только вдаль, улыбаясь, смотреть,
Слыша в памяти отзвуки смеха,
Их судьба позабыла стереть.

Там еще было раннее утро
И дыхание ровное сна.
Жизнь позволила щедро и мудро
Выпить кубок любовный до дна.

Мы не знали, что это мгновенье –
Предисловие к драме земной,
Где в конце воцаряется тленье.
Продолжается мир заводной.

Святочный этюд

Ночь глухая, морозная. Ни души. Кто это там заснеженный… неподвижный… Огромный…

Подойти ближе, рискнуть. Вопросить? Но ответит ли такой… замерзший… паук ? напившийся кро… кру? кри?
Делалось не по себе. Так привлечь к себе внимание! Неосторожность, за которую расплатятся будущие поколения…

Скрип шагов по снегу. И тишина. Поворачиваясь медленно, готовый упасть в снег и зарываться. Чей силуэт во мраке праздничной ночи? Фея? Поблескивает в руках ее мирный предмет… коробка…

И свет зажегся в высоком окне. Что-то такое там… тихое… Святое… искусство? Следом за феей, еще опасаясь, пошел и вошел.

Открылось пространство, полное высоких конструкций… Он сразу узнал свою шляпу, венчавшую пик. Пропав незадолго пред тем – должно быть, инсинуации паука тут причем – она объявилась в тепле мастерской. Слышались голоса: где-то накрывали на стол.