Предисловие как жанр

Чувствует писатель, что сказать герою его Комарову больше нечего, так он заставляет Селезнева присесть на скамейку, поговорить о погоде, а потом и о философии. Еще лучше, если вместо Селезнева будет Настя или Галя, спортсменка с вывихнутой рукой, или нет, скрипачка, выигравшая первый приз на конкурсе, а еще лучше – проигравшая и тем расстроенная, что позволит Селезневу быть уместным и кстати, начать ее утешать и постепенно знакомиться, открывая массу сюжетных возможностей и тем и перспектив, семейных ли или просто житейских. Тут можно о редкой скрипке поговорить и записать все подробно, вставить свои впечатления от игры Ростроповича, посетовать на исчезновение гиганта сего музыкального и вообще культурного мира, ибо, конечно, человек хрупок, и гибель ждет его на каждом углу и близится с каждым куском сыра, вкусным, может быть, но полным невидимым коварным холестерином, сужающим сосуды до того, что уже кровь не может нести кислород спасительный клеткам мозга головы, и не только героя какой-нибудь главы романа, например, о торговле тяжелой артиллерией в Африке (sic!), Комарова, героя повести нашего писателя, но и самого его, писателя бесхитростного рассказа о повести жизни героя Комарова (или Макина или уж самого утина).
Уф.
Но дело не в этом.
Если к писанию отнестись серьезно, то нужно описывать происходящее, не пасуя перед неудобством и длиннотами события, избегая пестрой выдумки ради увлекательности повествования, этой в общем-то змеи особой породы, заглатывающей читателя тем, что она заставляет себя проглатывать. И чем это проглатывание легче и глаже, тем лучше проглочен читатель, который – стоит напомнить – всегда человек со своей судьбой, часто взрослый, потративший драгоценное время на образование, умеющий – непременно – читать.
Вот тут-то и важно, чтоб он вынул своей кошелек и потратил бы часть средств на покупку повести о Комарове, ему, в сущности, не нужной, но уж так получилось, что ему хочется узнать, что было дальше с героем, в котором он начал себя узнавать, сочувствовать его неудачам на службе или, напротив, заинтересованный тем, как у Комарова пойдет дело со скрипачкою Настей: полюбит ли он ее крепко, так, что не пропустит ни одного концерта ее, или лишь слегка увлечется обнаженной выше локтя рукой, когда она смычком делает стаккато (ах, если бы пиццикато!), и кожа ее кажется блестящей, змеиной ? А между тем она чувствовала себя усталой после всех репетиций и тренировок, – она увлекалась плаванием, сохраняя фигуру и желая быть в форме, и часы ее плавания совпадали с другими пловцами, например, Бердье (а вовсе не Бердникова, как пытался инсинуировать известный в квартале журналист Schlakoff глаз не смыкавший над статьями о конских скачках на ипподроме Отей).
Так вот.
Отдав дань графомании, заплатив пошлину пошлости, то есть, другими словами, показав, что приемами китча он владеет не хуже Нуриева, если не лучше, хотя и в другой области, поскольку может над ними работать, нужно вернуться в откупленное пространство события в чистом виде, документального, так сказать, упавшего с неба кирпичика, и не на голову вовсе, а рядом, разбившись, остановившего на себе внимание: человек на мгновение замер и ждал (ждет?) продолжения. Мысли из его головы улетучились, ибо материал поступил в резкой, пугающей форме, и не в пережеванном виде кино или грошовой статейки, или трехгрошовой оперы, а наглядно и независимо ни от чего. Позволим себе параллель: читатель считается, например, с морозом на улице, одевается без пререканий в пальто или, лучше, в шубу, если она есть у него, или изверженье вулкана, или волна цунами, или вот еще тайфун, – он немеет, страшится, бормочет по телефону, на помощь зовет или по-человечески плачет. Опозданье на поезд такого не вызывает, если он поскользнется (на шкурке банана), то чертыхнется, и всё. Непреложность события от него ускользает. По недомыслию : да, я поскользнулся, думает, например, Комаров, потому что наступил на шкурку банана. Но ведь не наступил бы, если б поставил ногу на пять см левее или правее. Недомыслие тут в «если б», вы согласитесь, философы: оно ведь не отменило события происшедшего, вписанного навсегда в книгу событий мира. Нельзя вернуться в прошлое и переставить стопу. «Если бы» кажется туда, в прошлое, дверью. О, нет, господин Комаров, дверь эта нарисована на стене ! Не заблуждайтесь! Спаситесь молитвою! Вас протрезвят! И бесплатно!
Он не слышит, хоть и герой он писателя. Писатель старается ему помочь, но куда там…
Все вышеследовавшее сочтите доказательством.
Господа, спасемся молитвою.