И ты замираешь в плену...

Постепенно беззаботность входит

в пространство, называемое душею,

и уже иные ритмы колышатся на горизонте,

и слышимые шумы открывают другое значение,

но еще далеко до всемирного благодушия,

еще торчат иголки из рук и ног семидесятилетнего,

и за кем-нибудь не получается побежать,

разве что проводишь взглядом загорелую велосипедистку,

блеснувшую улыбкой в ответ на твое внимание.

А уже птички тебя не опасаются,

уже  чувствуют твои ограниченные возможности

и ходят совсем близко по травке в надежде на крошки,

и ты вспоминаешь, что они души умерших

и исчезнувших твоих, любивших любимых,

и сердце сжимается, а уж горло...

И ты замираешь в плену, обступившем тебя любовью.

Chartres VII17